19 июля 1980 года в Москве открылись 22-е Летние Олимпийские игры. Из-за ввода советских войск в Афганистан Олимпиаду бойкотировали более 60 государств. Тем не менее в столицу СССР приехало множество иностранцев — и власть не могла не видеть в этом угрозу. «Медуза» публикует фрагмент из книги историка Ивана Корнеева «Олимпийский Мишка. Судьба последней советской утопии и ее талисмана», вышедшей в издательстве Individuum. Этот отрывок — о шпиономании и теориях заговора, охвативших советское государство и общество накануне Олимпиады.

Весна 1980 года. Советские чиновники, строители и спортсмены завершают последние приготовления к Московской олимпиаде. Ближайшие несколько месяцев СССР будет находиться под пристальным вниманием международной прессы, туристов и телезрителей. Все объективы направлены на советскую столицу. И кое-кто хочет этим воспользоваться.
Тайное сообщество сионистов готовит серию диверсий, которая должна встряхнуть мировую общественность. Они хотят напомнить миру, как опасен нацизм, и отомстить виновным за преступления Холокоста 35-летней давности. Несколько агентов под кодовыми именами Полковник Эссман, Аликс и Газетчик заранее проникнут в Советский Союз по липовым документам и скроются в тайных квартирах. 17 июля, когда олимпийский огонь прибудет в Москву, они начнут приводить в жизнь план под названием «Дахау Два». Все начнется с расстрела эстафеты олимпийского огня где-то в московских спальных районах, а закончится несколькими крупными взрывами на олимпийских объектах. Преступники хотят совершить свои действия от имени неонацистов, чтобы напомнить миру о разрушительной силе этой человеконенавистнической идеологии.
Агенты уверены в собственной правоте. Именно здесь и сейчас, в олимпийской Москве 1980-го года, они проведут самую кровавую и внушительную акцию еврейского народа в память о жертвах Холокоста.
Кто-то скажет, что в их действиях нет никакой логики и смысла. И окажется прав. Потому что вся эта история — вымысел.
***
Отрывок выше — это краткое содержание одного из ранних романов американского писателя Джеймса Паттерсона, «Заповедь Иерихона». В конце 1970-х годов он только начинает свою карьеру и пишет криминальные детективы в мягкой обложке, которые должны привлечь широкого читателя. Для этого Паттерсон объединяет в своей работе два популярных сюжета: Холодную войну США против СССР и подковерную борьбу еврейских мстителей с затаившимися нацистами. В итоге роман провалится и не вызовет никакого интереса в Соединенных Штатах. Зато в Советском Союзе его покажут на экранах крупным планом. Но не в качестве предмета для литературного анализа:
С завидной оперативностью начали свою подрывную работу противники Олимпиады. Вот лишь малая толика улова наших таможенников… Роман «Заповедь Иерихона»… На его страницах рвутся бомбы: в кухне ресторана и прачечных Олимпийской деревни. Написано, прямо скажем, со знанием дела!Так звучит речь диктора из ленты «Почему плакал Мишка-олимпиец», выпущенной Центральной студией документальных фильмов в 1980 году. На кадрах работники советских спецслужб досматривают багаж неназванных западных туристов, которые приехали в СССР накануне Олимпиады-80. Книги Джеймса Паттерсона и еще одного американского писателя, Роберта Вачи, они сочли опасной контрабандой, которая несет угрозу безопасности на олимпийских объектах.
Довольно сложно представить, как именно западные агенты могли использовать криминальное чтиво для реальных диверсий. Но на рубеже 1970-х и 1980-х годов любой подобный инцидент расценивается советскими службами безопасности как провокация. Параноидальная боязнь западных спецслужб — это еще одна отличительная черта позднего брежневского периода. Ведь главный проводник этого взгляда давно занимает в советском государстве один из самых ключевых постов.
***
25 апреля 1979 года председатель Комитета государственной безопасности Юрий Андропов направляет в ЦК КПСС тревожную записку под грифом «Секретно». В ней Андропов пишет
:
Спецслужбы противника и зарубежные антисоветские центры продолжают кампанию по дискредитации Олимпиады‐80. Особую активность в этом плане проявляют НТС [Народно‐трудовой союз], сионистские и националистические зарубежные формирования. Под их влиянием отдельные антиобщественные элементы в СССР намереваются использовать Игры в своей враждебной деятельности.Поступающие в Комитет госбезопасности материалы свидетельствуют о том, что спецслужбы противника, идеологические диверсионные центры и зарубежные антисоветские организации, пользуясь поддержкой и покровительством реакционных кругов ряда империалистических государств, продолжают вести кампанию по дискредитации Олимпиады‐80…Андропов не в первый раз предупреждает коллег по ЦК КПСС о надвигающейся опасности. За год до этого он уже направлял похожий документ в центральные органы, где подробно описал организационные структуры «врагов» и потенциальные пути их проникновения на олимпийские игры в Москве. Председатель КГБ назвал сразу нескольких противников:
1. Террористы из Западной Германии, которые проникнут на Игры в виде туристов.
2. Потомки репрессированных крымских татар, которые приедут в Москву в составе спортивных делегаций и устроят массовую демонстрацию на церемонии открытия Олимпиады-80.
3. Изгнанные эстонские сепаратисты, которые проникнут в родную республику под видом туристов, чтобы совершить «враждебные действия».
4. Сионисты из Великобритании, которых направят в СССР под видом иностранных гидов для агитации среди советских евреев.
5. Австралийские пятидесятники, которые планируют подпольно распространять в Советском союзе христианскую литературу.
6. Латвийские эмигранты из Швеции, которые готовят брошюры о репрессиях советских спортсменов.
Неудивительно, что подчиненные Андропова позже примут всерьез сюжет американского писателя Джеймса Паттерсона о тайной сионистской организации, которая планирует теракты в олимпийской Москве. Ведь их начальник по-настоящему верит в бесконечные козни иностранных спецслужб, нацеленные на срыв Олимпиады-80. Именно он уже больше 10 лет разводит в стране так называемую «шпиономанию».
Шпиономанией называют особый подход советских официальных лиц к иностранным туристам в годы, когда поездки в СССР были разрешены, но при этом сильно ограничены. Еще в 1965 году в журнале «Коммунист» вышла статья «Антисоветизм — одно из главных направлений в идеологии современного империализма», выдержки из которой начальник Управления по иностранному туризму Владимир Анкудинов затем использовал, чтобы привлечь внимание коллег к деятельности иностранных гостей. Теперь каждый советский гид, который водит по советским городам туристов из капиталистических стран, должен отслеживать любые подозрительные действия. Например, иностранцев часто подозревают в фотографировании секретных объектов и попытках вывести советских граждан на открытый разговор о политике.
Но если раньше у советских спецслужб хватало глаз и ушей, чтобы следить за каждым иностранным туристом, то в конце 1970-х годов поток олимпийских гостей обещает стать беспрецедентным. Для КГБ во главе с Андроповым ничего хорошего толпы иностранцев не несут: только сверхурочные часы работы с параноидальной внимательностью к каждому потенциальному «врагу». Для работников оргкомитета обещанные 300 тысяч туристов — тоже головная боль, но только по части инфраструктуры. Всех гостей нужно разместить в гостиницах, хорошо накормить и отправить домой с приятными воспоминаниями о советском государстве. Они — один из ключевых источников прибыли в иностранной валюте и главная аудитория олимпийской пропаганды. Но Комитету госбезопасности безразлична пропагандистская цель: его работники хотят минимизировать всевозможные риски и делегировать свою ответственность другим членам общества.
Андропов увеличивает градус алармизма и шпиономании. Он пишет коллегам в ЦК КПСС о том, что КГБ постоянно «принимает меры по выявлению и срыву замыслов противника». Тем временем его агенты запускают среди населения слухи о том, что контактировать с олимпийскими гостями — невероятно опасно. В пластинках жвачки и джинсах, которые иностранцы будут дарить советским гражданам, спрятаны острые лезвия бритвы. А в авторучках, игрушках и фонариках — небольшие бомбы, которые взорвутся при первой же попытке их использования. Об этом советские граждане слышат не только в бытовых разговорах, но и во время инструктажей в школах, институтах и на рабочих местах. Один из ленинградских школьников позже будет вспоминать
:
Женщина в милицейской форме приходит к нам на урок математики. Рассказывает, что если вдруг родители не смогут вывезти нас из Ленинграда, то мы не должны ходить по улицам, особенно по центру города. Но уж если и вышли, ни в коем случае не подходить к иностранцам. Но если уж они сами подошли к нам, то забыть накрепко, что мы учимся в английской школе, в контакты не вступать, на вопросы не отвечать и самим вопросов не задавать. Но если вдруг так случится, что контакт состоялся, то ничего иностранцам не дарить и от них ничего не брать, ибо… Вся жвачка будет отравлена. Одна девочка попросила у иностранца жвачку и отравилась. Она лежит сейчас в больнице, ей уже семь литров крови поменяли, ничего не помогает. Другой девочке насильно подсунули конфету за то, что она показала, как пройти в Эрмитаж. А мама дома эту конфету открыла, разломила и там — толченое стекло.По стране начинают ходить слухи, что иностранные шпионы будут распространять среди граждан опасные заболевания. Например, один из лекторов-пропагандистов в Москве рассказывает о западном агенте, который раздаривает советским людям джинсы, пропитанные сифилисом. Уровень опасений такой, что в преддверии Игр министру здравоохранения СССР Борису Петровскому придется направлять в ЦК КПСС записку об инфекционных заболеваниях и успокаивать партийную элиту:
За последние несколько лет не было зарегистрировано ни одного случая завоза карантинных инфекций в нашу страну, несмотря на увеличивающиеся из года в год международные пассажирские перевозки, в том числе из неблагополучных по этим инфекциям стран… Оперативная связь с медицинскими службами олимпийских объектов в Москве и других городах осуществляется через Главное управление карантинных инфекций Минздрава СССР. В этом же управлении концентрируется и вся информация о случаях заболеваний среди участников и гостей Олимпиады, которая анализируется для немедленного принятия необходимых мер. Тем не менее советские силовые ведомства продолжают распространять рассказы о коварных иностранцах через регулярные инструктажи вплоть до начала Игр. Эти действия настраивают граждан враждебно и могут разрушить пафос мероприятия, которое должно стать праздником дружбы и мира. Да и образ его главного героя, олимпийского Мишки, совсем не сочетается с тотальной слежкой за туристами, мнительностью и холодным приемом гостей.


Вместо того чтобы следовать официальной линии, Андропов превращает олимпийскую повседневность в арену борьбы советских спецслужб с иностранными. Помешать действиям такого влиятельного человека у чиновников из оргкомитета не выходит. Андропову удается консолидировать в советском правительстве «консервативное крыло», представители которого начинают оспаривать некоторые элементы олимпийской модернизации.
***
Через 24 года после окончания Московской олимпиады один из ключевых работников оргкомитета, Владимир Коваль, выпустит книгу с воспоминаниями, где расскажет о деталях подготовки к Играм. В ней, в частности, идет речь о конфликтах с консервативными советскими чиновниками:
Некоторые руководители‐ортодоксы стали обвинять оргкомитетчиков в том, что через Олимпиаду они протаскивают в страну «пагубный западный образ жизни», создают предпосылки для «растления молодежи». Растление с помощью мясной котлеты, жареной картошки и бокала кока‐колы? Да, убеждали нас твердолобые идеологи, с этого все начинается.Мы пытались убедить оппонентов, что надо создать привычный для иностранных туристов набор услуг, устоявшийся олимпийский стандарт быстрого обслуживания. Но побеждала противоположная точка зрения, авторы которой предлагали построить временные кафе из металлоконструкций типа «Кисловодск» с традиционным русским меню: щи, каша, пельмени, пирожки, русский квас…Особая история с кока‐колой. Нас, работников оргкомитета, донимали тогда вопросами: «Зачем нам этот скипидар напополам с лимонадом?! Зачем нужно вести этот напиток в Россию, если у нас есть прекрасный русский квас, у нас минеральные воды, наконец, тонизирующие прохладительные напитки типа „Байкал“? Зачем?»Ковалю и его коллегам с трудом удастся отстоять поставки напитков Coca-Cola на Олимпийские игры в Москву. Но продаваться они будут только на территории Олимпийской деревни.
При этом консерваторам в последний момент удается заблокировать проект строительства в Москве двух ресторанов McDonaldʼs. После того как Игнатий Новиков возвращается из Нью-Йорка со встречи с вице-президентом компании Кохеном, он пытается убедить правительство в перспективности сотрудничества с американским общепитом. Но все тщетно: чиновники считают, что строительство кафе с фастфудом станет идеологическим поражением советской системы.
Возможно, что КГБ распространяет слухи об опасности западных вещей с той же целью — скрыть трепет, который советские люди испытывают перед качественными продуктами потребления из капиталистических стран. Ведь если они будут бояться жвачки, джинсов и фонариков, то реже будут пытаться их выменять или купить у туристов.
Но ведь оргкомитет и сам закупает огромные порции западных продуктов, чтобы заполнить ими магазины летом 1980-го. Если это не считается зазорным для официальных государственных органов, то почему такое же поведение обывателей порицается? И зачем вообще Советский Союз взял на себя обязательство организовать Олимпиаду, если не может сделать это сам — без финских джемов, американской газировки и сигарет? У советской пропаганды есть ответы на эти вопросы. И на многие другие каверзные замечания — тоже:
Организаторы с самого начала ориентировались в первую очередь на возможности советской промышленности, которая обеспечила три четверти всех олимпийских потребностей. Одну пятую необходимого для проведения Олимпиады взялись поставить на коммерческих условиях другие социалистические страны и только 4–5% удовлетворялись за счет закупок в странах Запада — в основном в связи с необходимостью иметь традиционное для Олимпийских игр стандартное оборудование.Этот текст — выдержка из специальной брошюры, которую к 1980 году в СССР выпускают полумиллионным тиражом и сразу на 29 языках: от русского, английского, испанского и французского до монгольского, греческого и словацкого. Она построена как цепочка неприятных вопросов от западного гостя, который ставит под сомнение успехи советского строя. Отдельный блок про Олимпиаду-80 здесь почти полностью посвящен экономике. Советским идеологам важно защитить советскую промышленность и доказать, что прекрасная утопия олимпийской Москвы создана благодаря социалистическому хозяйству, а не закупкам на Западе. Реальность приведенной в брошюре статистики можно поставить под вопрос. Ведь к этому моменту советские предприятия называют продуктами собственного производства и те товары, которые выпускают на специальных линиях западных корпораций в СССР, как напитки компании PepsiCo или кроссовки Adidas, продаваемые от имени московского комбината «Спорт».
С приближением 1980 года внимание к Олимпиаде усиливается. И чиновникам из «консервативного крыла» все больше хочется показать, что советская действительность — особая. Конечно, полки в магазинах должны быть полными, работники гостиниц — приветливыми, а меню в ресторанах — насыщенным. Но они не должны копировать капиталистические образцы. Сервис в олимпийской Москве должен быть продвинутым и передовым, но «своим» по принципу организации.
Как это выражается? Например, работникам сервиса настрого запрещают брать у иностранцев чаевые, а потенциальных клиентов отучают от «подачек» как унизительного ритуала прошлого. Вот как об этом в конце 1979 года пишет корреспондент пропагандистской газеты «Правда» Алексей Бодренков:
Когда в гардеробе кафе меня принудительно пытаются облечь в пальто, я со словами «Спасибо! Спасибо!» вызволяю его из цепких рук и одеваюсь сам. Только чтобы без подачки. А вот приятелю это нравится. Он охотно подставляет спину и, кажется, с удовольствием лезет в карман за подачкой. Я отворачиваюсь. Мне стыдно… Заслон этому злу может и должна поставить наша многочисленная общественность. Никаких подачек — нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах! Полное и всеобщее презрение к явлению, унижающему человеческое достоинство как берущего, так и дающего! Мы не то общество, у нас не те идеалы, как сказал поэт, «у советских собственная гордость…» Культ подачки обязательно должен отмереть.Бодренков отсылает читателей к стихотворению Владимира Маяковского «Бродвей», которое он написал еще в 1925 году. Пафос, с которым поэт смотрит на разодетых «буржуев», по-прежнему остается примером поведения для советских граждан:
Я в восторге от Нью-Йорка города. 
Но кепчонку не сдерну с виска.
У советских собственная гордость: 
На буржуев смотрим свысока.
В идеале, советские граждане должны оказывать хорошие услуги не за подачки, а исходя из высокой морали, справедливой зарплаты и уважения к чужому труду. Эта мысль хорошо выражена на плакате 1977 года с заголовком «За отличное обслуживание — спасибо!».
Но в реальной жизни подобное поведение встречается редко. Спрос на западные товары и качественный сервис растет в СССР вместе с количеством свободных денег, и обыватели часто обращаются за помощью к фарцовщикам, а также платят чаевые обслуживающему персоналу. Работникам же олимпийского сервиса эту возможность обогащаться фактически обрезают. Один из новоиспеченных ленинградских официантов, Вадим Яловецкий, позже будет вспоминать, что иностранцы в то время питались «по безналу». Это значит, что их приводили в рестораны организованными группами по предоплаченным путевкам и ни в какие финансовые отношения с персоналом туристы не вступали.
Как в таком случае повысить свой скромный заработок? Включиться в мошеннические схемы других официантов, которые работают в этой сфере давно: участвовать в «кроежке», «леваке» и других махинациях с порциями. Яловецкий и тысячи других людей, из которых государство стремится воспитать новое поколение советского сервиса в преддверии Игр, постепенно сливаются со старым поколением, методы которого обыватели ненавидят. Вот как Яловецкий будет описывать реалии своей работы много лет спустя, в собственных мемуарах:
В такой коррумпированной и гнилой системе, как общепит, работать честно и добросовестно не представлялось возможным. Проще было поменять профессию, чем плыть против течения…Понять мотивацию представителей власти в ограничении чаевых можно: они не хотят, чтобы работники олимпийского сервиса превращались в карикатурных западных лакеев. Иначе зачем вообще нужна была социалистическая революция, 60 лет экспериментов с экономикой и имущественными отношениями? Советские люди должны продемонстрировать всему миру особую систему ценностей, отличную от западной. Поэтому цензоры тщательно следят за каждой деталью будущей олимпийской повседневности. И тем, как эту повседневность собираются презентовать западные СМИ.
В разработке американского документального фильма о советской культуре, которую летом 1979 года запустила Foreign Transaction Corporation, тоже наступает кризис. Лента «За кулисами: взгляд на советскую культуру сегодня» построена как рассказ о великой культуре через судьбы ее самых ярких представителей. И такой индивидуалистический подход не устраивает советских чиновников. В начале 1980 года начальник Управления по производству документальных, научно-популярных и учебных фильмов Анатолий Проценко пишет подробный отзыв о первой версии американского сценария и направляет его заместителю председателя оргкомитета Владимиру Попову. Главная его претензия — «буржуазный» взгляд авторов на движущую силу в деятельности советских артистов. Американцы показывают, что балерины Большого театра добиваются успеха благодаря тяжелейшей конкуренции, силе воли и личным амбициям. С его точки зрения, это в корне неверный подход, который не учитывает коллективистской специфики советской культуры.
Чуть позже с еще большей критикой сценария выступает первый заместитель министра культуры СССР Юрий Барабаш. Он пишет Попову, что использовать определение «мусульманская музыка» в разговоре о народных ансамблях страны нельзя: ведь религия не имеет никакого отношения к советской культуре. Кроме того, его не устраивает пассаж «центр русского кинобизнеса» в рассказе о Мосфильме, который вовсе не имеет никакого отношения к предпринимательству. Цепляясь за эти и другие терминологические детали, чиновники приходят к выводу, что американской телестудии следует допустить советских консультантов к более плотной работе над сценарием.
Чтобы наладить контакт, американская делегация ездит в Советский Союз практически каждый месяц вплоть до марта 1980 года. Но постоянные пересылки сценария сотрудникам Министерства культуры СССР и их нежелание идти навстречу западным партнерам срывают все сроки производства. В итоге, трехчасовой фильм на английском языке, который должны были увидеть миллионы американских зрителей, так и не выходит. И все из-за нежелания консерваторов как-либо ассоциироваться с капиталистической системой.
В конце 1970-х годов организаторы начинают спешно сглаживать углы чрезмерно «капиталистической» олимпийской модернизации. Этот процесс сказывается и на образе олимпийского Мишки, который слышит в свой адрес первые упреки и обретает вымышленных врагов.