Суфьян Стивенс — один из самых удивительных артистов своего поколения. Признанный классик, из-за нелюбви к живым выступлениям и проблем со здоровьем он еще с 2010-х не дает концертов. При этом остается плодовитым автором и регулярно выпускает новые альбомы — сольно и в компании других музыкантов. И дискография Стивенса складывается в причудливую мозаику, в которой утопическая топография американского Среднего Запада переплетается с рефлексией окружающей действительности — разочарованием в ней, но и надеждой на выход из кризиса. Журналист Лев Ганкин по просьбе «Медузы» рассказывает, чем творчество музыканта напоминает «великий американский роман».

Песню под названием «Now That Iʼm Older» («Теперь, когда я стал старше») Суфьян Стивенс сочинил в 2010-м, когда ему было 35. В ней говорилось о неизбежной с возрастом смене перспективы, о потерях и приобретениях, об иллюзиях и прозрении — но без лишних подробностей, крупными мазками. «Теперь все по-другому», — пел Стивенс под аккомпанемент небесного хора и мечтательных трелей клавесина.
Альбом «The Age of Adz», в который вошла композиция, действительно звучал непохоже на то, что музыкант записывал прежде: в нем обильно использовалась электроника, а подытоживала пластинку 25-минутная сюита «Impossible Soul», вероятно, самое амбициозное произведение артиста за всю карьеру. Однако в «Now That Iʼm Older» он, кажется, подразумевал не стилистическую эволюцию, а кое-что иное. Музыкант был издавна заворожен категорией времени — даже его самые цепкие поп-песни зачастую тянулись дольше ожидаемого и содержали множество мельчайших флуктуаций формы, как у композиторов-минималистов. Но в 2010-м он как будто впервые ощутил собственную зависимость от течения времени. В конце концов, сама жизнь часто похожа на минималистское сочинение: каждый день — как предыдущий, но не совсем; каждый день ты тот же самый — и все же немного иной.
Теперь Стивенсу пятьдесят. К юбилею — психологически важной отметке, как говорят финансовые аналитики — он подходит в статусе бесспорного американского классика. Записи музыканта регулярно попадают в хит-парады десятков стран, несмотря на то что издаются на его на собственном лейбле Asthmatic Kitty и, следовательно, лишены бюджетов и поддержки, доступных артистам с крупных рекорд-компаний. По альбому «Illinois» (2005), одной из самых успешных работ Стивенса, поставили бродвейский мюзикл, его песни звучат в кассовых фильмах. «I have loved you for the last time» («Я любил тебя в последний раз»), — тянет музыкант на финальных титрах гей-драмы «Назови меня своим именем», пока по лицу главного героя, юноши по имени Элио, текут слезы; режиссер Лука Гуаданьино прямо на съемках пустил плэйбэк в наушник Тимоти Шаламе, чтобы тот максимально проникся настроением сцены.

Visions of Gideon
Radio Heartland
При этом концертировал Стивенс последний раз еще в 2010-е. Его последние два номерных сольных альбома, «The Ascension» (2020) и «Javelin» (2023), обошлись без сценической презентации. Музыкант признавался, что перестал испытывать радость от выступлений, а позже на это наложились и медицинские проблемы: у Стивенса обнаружили синдром Гийена — Барре, редкое неврологическое заболевание, вызывающее среди прочего острую мышечную слабость. Параллельно ушел из жизни его партнер Эванс Ричардсон — ему посвящен «Javelin». И это не первая смерть, которую артист отрефлексировал музыкальными средствами: пластинка «Carrie & Lowell» (2015), возможно, самая пронзительная во всей его дискографии, рассказывала о покойной матери Стивенса, Кэрри, которая с его раннего детства жила отдельно, и ее следующем муже Лоуэлле. А в 2021-м он почтил память родного отца — сборником из пяти инструментальных альбомов под общим названием «Convocations».

Javelin
Sufjan Stevens
То есть, с одной стороны, время благоволит Стивенсу — его творческая репутация остается безупречной, а записи регулярно светятся на верхних строчках списков лучших альбомов не только конкретного года, но и целых десятилетий. С другой стороны, на личном уровне оно нередко оказывается к нему беспощадно.
Это лишь один из парадоксов в жизни и карьере артиста. Даже его широкая популярность логически почти не объяснима: как юноша с банджо в руках превращается в панамериканскую суперзвезду? Конечно, за Стивенса тут сыграл контекст: 2000-е породили целую плеяду изобретательных сонграйтеров, по горячим следам объединенных музыкальными критиками в несколько бесформенное движение «New weird America» («Новая странная Америка»). Девендра Банхарт, Iron & Wine, Джоанна Ньюсом, группа Danielson Famile, чуть позже — Fleet Foxes или Bon Iver, а чуть поодаль — скажем, Animal Collective… Все они искали — и находили — себе место на условной оси координат, пролегающей между полюсами американского канона: авторской песней 1960-х (Боб Дилан, Джони Митчелл) и пышно аранжированной поп-психоделией Брайана Уилсона и The Beach Boys эпохи «Pet Sounds» и незаконченного альбома «Smile». Симптоматично, что в 2004 году сводный рейтинг агрегатора рецензий Metacritic.com возглавил именно доведенный до ума и изданный почти 40 лет спустя «Smile» — а в 2005-м его наследником на вершине оказался «Illinois».
И все же даже благоприятная конъюнктура сама по себе не объясняет стремительный взлет Стивенса. Как и находчивый розыгрыш, с которого стартовала его широковещательная карьера: после выхода альбома «Michigan» в 2003-м с подачи менеджмента он объявил, что собирается записать по пластинке о каждом из 50 американских штатов. Несомненно, амбициозная затея привлекла внимание — но в реальности артиста хватило вдобавок к Мичигану лишь на «Illinois», после чего проект был предан забвению. Все это кусочки мозаики, но каждый из них по отдельности не отвечает на вопрос, кто такой Стивенс и как он вошел в пантеон американской популярной музыки.
Возможно, ключ — в том, чтобы и само творчество Стивенса уподобить мозаике. Эта метафора определенно будет работать на частном, локальном уровне: в том же «Illinois» музыкант соединяет друг с другом инструментальные краски — не только гитару и банджо, но и глокеншпили
, вибрафоны, колокольчики, бубенцы, струнные, духовые… Среди последних гобой — первый и единственный инструмент, на котором он учился играть профессионально. В целом его работы 2000-х — это почти как «Путеводитель по оркестру для юных слушателей» Бенджамина Бриттена или «Петя и волк» Прокофьева, только в поп- контексте: красочные звуковые мозаики, располагающие к двойной слушательской оптике — вы можете оценивать находки Стивенса вблизи, наслаждаясь остроумной игрой тембров и созвучий, а можете смотреть на изображение в целом, отступив на шаг-другой, воспринимая каждый альбом во всей концептуальной полноте. Со временем палитра Стивенса несколько поменялась: в «The Age of Adz» и «The Ascension» активно задействуются синтезаторы и электронный бит. Однако практика тщательной пригонки элементов друг к другу по форме, цвету и фактуре осталась неизменной.

Casimir Pulaski Day
Sufjan Stevens — Topic
Образ мозаики приходит на ум и при взгляде на дискографию артиста в целом. Между двумя масштабными «географическими» записями — «Michigan» и «Illinois» — поместился существенно более сдержанный, экономно аранжированный «Seven Swans». На каждую сольную пластинку приходится причудливый коллективный эксперимент — от хип-хоп-релиза с рэпером Серенгети и группой Son Lux, позже прославившейся саундтреком к фильму «Всё, везде и сразу» («Sisyphus», 2014), до эмбиент-записи, сочиненной в паре с отчимом Лоуэллом («Aporia», 2020), или космической сюиты в копродукции с близким минимализму композитором Нико Мьюли и Брайсом Десснером из The National («Planetarium», 2017). И это не считая саундтреков, кавер-версий и сборников рождественских песен, которых у Стивенса уже с десяток. Его творческое наследие — как кроличья нора: раз в нее провалившись, не факт, что выберешься обратно на свет целым и невредимым.
Процессуально записи музыканта также предельно неоднородны. Даже между «Michigan» и «Illinois» — методологическая пропасть: первый альбом уроженец Детройта Стивенс писал на основе собственной рефлексии о малой родине, второй стал результатом почти академического ресерча: артист изучал историю штата, обложившись литературой. В его работах сплетаются фантазия и документалистика, эмоции и рассудок, жизненная правда и витиеватый язык.
Водораздел проходит примерно там же, где одно десятилетие сменяет другое. В 2000-е записи Стивенса — в большей степени фикшен: утопическая топография Среднего Запада, портретная галерея ярких типажей — от серийных убийц до библейских пророков. В 2010-е, приблизительно начиная с «Now That Iʼm Older» и соседних с ней произведений, в текстах становится больше прямой рефлексии окружающей действительности. Однако реальность и вымысел у Стивенса не противопоставлены друг другу: это две стороны одной медали или две части одной мозаики — как в романе, где придуманный автором сюжет может разворачиваться на фоне тех или иных объективных исторических обстоятельств.
Собственно, в юности Стивенс изучал именно литературу. Более того, после двух первых ученических альбомов («A Sun Came» 2000 года и «Enjoy Your Rabbit» 2001-го) он всерьез намеревался переквалифицироваться в писатели. Этого не произошло: «Michigan» затянул артиста обратно в мир звуков. Однако к своим записям с тех самых пор Стивенс, по ощущению, относится как к литературным произведениям; а взятые в совокупности, они обретают стать, масштаб и панорамную оптику, напоминающие концепцию «великого американского романа». Порождение эпохи романтизма, эта концепция была сформулирована во второй половине XIX века — к «великим» стали причислять крупноформатные произведения, рисующие, по выражению писателя Уильяма де Фореста, «портрет американской души» и отражающие специфику «американского бытия».

Sufjan Stevens — For The Widows In Paradise, For The Fatherless In Ypsilanti
kellerdavis
Не такова ли, по большому счету, и музыка Стивенса? Она существует в соответствующих декорациях: не только Мичиган и Иллинойс, но еще Орегон (в альбоме «Carrie & Lowell») или шоссе между Бруклином и Квинсом (альбом «The BQE», 2009). Она мозаична — полна захватывающих сюжетов из американского прошлого и настоящего. Она репрезентирует сложную, гибридную авторскую идентичность, в которой глубокая религиозность переплетена с квирностью: бок о бок — духовные гимны и гимны для месяца гордости. Она непрестанно мечется от частного к общему и обратно: от истории семьи к истории страны, от простых «костровых» песен под перебор струн к рафинированным симфоническим оркестровкам.
Она, наконец, не лишена рефлексии на тему среды обитания: в «The Ascension» Америка, ранее служившая для Стивенса источником вдохновения, объектом нежности и неподдельного интереса, переосмыслена как повод для критики и разочарования. «Я обменял свою жизнь на картинку с красивым видом», — горько подмечает артист в песне, которая так и называется — «America»; на середине музыка сползает в бесформенный саунд-коллаж, убедительное звуковое воплощение почвы, стремительно уходящей из-под ног. Великий американский роман — не буколическое слайд-шоу из туристического проспекта; это многофигурная, динамически сложная структура, охотно учитывающая в том числе негативный авторский опыт.
Именно панорамный фокус творчества Стивенса вывел его из ограниченного круга инди-героев на новый, более высокий уровень. «Я единственный черный парень на концерте Суфьяна», — зачитал давным-давно рэпер Чайлдиш Гамбино; возможно, по состоянию на 2011 год, когда вышла его песня «Fire Fly», это и впрямь было так, но, если Стивенс вновь отправится в тур, картина определенно окажется иной. Творчество музыканта уже не подразумевает конкретную целевую аудиторию — напротив, его социальный заказ видится потенциально бесконечным. Между прочим, и сам Гамбино не зря ходил на концерты артиста: его нашумевший хит «This Is America» напоминает афроамериканскую версию занимательного стивенсовского звукового страноведения. И это лишь один из примеров неочевидного влияния Стивенса на музыкальную сцену прошлого и настоящего — и, следовательно, на мир вокруг нас.
В последние мгновения песни «America» вышеупомянутое нагромождение шумов сходит на нет, освобождая место ангельской мелодии в сопровождении фортепианных трелей в верхнем регистре. Эпизод длится всего минутки полторы — но чрезвычайно важен: так заканчивается не только конкретная композиция, но и весь альбом «The Ascension». Смысл кажется очевидным: даже в самые психологически тяжелые моменты, даже на фоне глубокого мировоззренческого кризиса Стивенс не теряет надежды — перед нами ее звуковой образ, лейтмотив.
По-своему это рифмуется и с песней «Now That Iʼm Older» — хронологически первым комментарием артиста на тему неумолимого хода времени. Конечно, ее не назовешь веселой; в ней нет места бесконечным восклицательным знакам, которые Стивенс щедро разбрасывал по трек-листам альбомов «Michigan» и «Illinois». И музыка, и текст носят скорее меланхолический характер — а хор, в сопровождении которого музыкант поет о том, что «теперь все по-другому», не столько эйфорически возвещает наступление нового жизненного этапа, сколько произносит поминальную молитву по старому.

Now That Iʼm Older
Sufjan Stevens — Topic
Но заключительная фраза композиции тем не менее неуловимо меняет модус высказывания. «Now that Iʼm older, — поет Стивенс, — thereʼs so much travels yet»: «Теперь, когда я стал старше, мне предстоит еще столько путешествий». Эта мысль остается актуальной и для него, и для нас в том числе в 2025 году.