Владимир Высоцкий: "Пусть впереди большие перемены...:"

1.
Душным летом 1972 года, в тогдашнем Ленинграде, на Чугунной улице, в коробке служебного помещения, называемой совещательной комнатой, где входная дверь - с торца и где на тот момент пребывали поэт Г.Поженян и еще двое незнакомых мне парней, я впервые лицом к лицу встретился с величайшим человеком из всех людей, кто жил вместе со мною на белом свете - с Владимиром Высоцким.Я употребляю эпитет "величайший" не в умаление заслуг и достоинств других наших современников. Каждый хорош по-своему. Но по глубокому душевному потрясению, пережитому мной давным-давно, от первого, когда-то подпольного, прослушивания песен "Хрипастого", у меня раз и навсегда сложилось впечатление, что Высоцкий - это мы, это наша эпоха. Безотносительно к тому, создал человек или нет эпохальное произведение подобное "Евгению Онегину" или "Войне и миру". Жанр зависит от состояния самого общества. Например: эпоха злополучного нэпа в Союзе лучше всего отображена в незамысловатых, казалось бы, приключениях Остапа Ибрагимовича Бендера. Позже сложился даже исторический анекдот. Студента из будущего спрашивают: "Кто такой Леонид Брежнев?" Ответ: "Мелкая политическая фигура из эпохи Высоцкого."И тем более удивительно теперь, что во всем социалистическом реализме при его жанровом разнообразии, царившем тогда в советской империи на всех языках, у нашего времени не нашлось другого способа отображения в слове кроме как явиться нам в восьмистах стихотворениях, городских балладах и романсах Высоцкого. Другого не дано. Хоть и просил его со страстной силой поэт у бога. В стихотворно-песенно-артистических созданиях Высоцкого есть все. От уборщицы Нинки и уличных хулиганов, полета в самолете Гражданской авиации и бойцов штрафного батальона, до рассказа о Париже и неофициальной беседы с отставным Генеральным секом бывшей "родной коммунистической партии". Портреты, действующие лица. А необъятная тематическая широта - неоспоримое доказательство необъятности таланта.
2.
Так какова же была его или, вернее, наша эпоха? Как теперь оказалось, мы тогда прямо с броневика Ленина пересели в "Наш паровоз вперед лети" и сходу вкатились во времена массово-глухого, а порой и открыто-одиночного недовольства. Во всех эшелонах власти, в идеологических окопах и в отхожих местах промысла советских обывателей. Несмотря на инерционное давление партийного аппарата.Виктор Цой значительно позже Высоцкого угрожающе требовал в своих песнях: "Мы хотим перемен!". Но надо было обладать поистине гениальной пророческой интуицией, чтобы, прозревая грядущее, еще в семидесятые годы почувствовать, что поезд идет под откос, и сказать так, как сказал всенародный поэт: "Пусть впереди большие перемены - я это никогда не полюблю!" Ко всему, самое главное: Владимиру Высоцкому, как никому другому в советское время, удалось воплотить в своем творчестве заповедную аксиому русской литературы: художественное, поэтическое слово - это не рафинированная игра в искрящийся бисер, а наивысочайшая тягость воплощения в нем правды жизни и неистребимый поиск справедливости. "Скажи, Серега?"
3.
Все это достаточно сложно, и я пишу так совсем не для того, чтобы смутить читателя высокопарностью. Напротив, для ясности. Потому что ко времени встречи с Высоцким я уже был мало-мальски обучен по системе высшего филологического образования, умел отличать в стихах искренность от подделки, глубокую заинтересованность автора от спекуляции на теме. Да и сам был неплох. Не ходил туда, куда указывали нам "партия и правительство". Единственно добавлю: мы хотели лучшего. Как говорится, жили-не тужили и такое, вот, получили.
А в то лето семьдесят второго я целый год трудился репортером-поденщиком на радио Ленинградского оптико-механического объединения, сокращенно ЛОМО.
Великий тезка мой к тому времени тоже преуспел: бросил в сердцах строительный институт, где учился по настоянию родителей, закончил театральную студию, попробовал актерскую силу на подмостках двух или трех московских театров и прибыл в прославленный город на Неве уже в роли бессмертного Гамлета. Таганцы ставили пьесу Шекспира во Дворце культуры имени одной из советских пятилеток, уж не помню точно, какой по счету.
Творческая интеллигенция и советско-партийная общественность Северной Пальмиры пришла в необычайное волнение от невиданного до сих пор Принца Датского, произносящего шекспировский монолог в переводе Бориса Пастернака на пустой сцене, у края свежевыкопанной могилы, в спортивном трико и с гитарой наперевес...
Кому показалось, кому - не очень. Кто "за", кто - "против".
.............
Продолжение читайте в очередном номере журнала "Санкт-Петербург". Спрашивайте наш журнал в магазинах и видео-салонах. Если не знаете, где найти журнал, пишите в редакцию spbmagazine@gmail.com